Пришли мы, промокшие питерцы, в маленький зальчик Порядка слов, что на Фонтанке и стали смотреть Арсениево кино, а он ушел пока из зала. С первых кадров стало понятно, что режиссер развлекать зрителей ни разу не собирается, а предлагает нам работать над лентой так же напряженно, как и сам он работал вместе со своей безбюджетной съемочной группой.

В молчании прокрутились вступительные титры на фоне белого зимнего неба, перехлестнутого графикой зимних дерев. В такой же тишине появились первые черно-белые кадры, молчание затягивалось, режиссер играл со зрителем - должны остаться только те, кто способен на сотворчество, на работу души и мысли. Ушли трое.

Сначала пара, шумно отодвинула стулья и вышла решительным шагом, потом сидящий рядом со мной мужчина возрастом и обликом отдаленно напоминающий кинокритика Сергея Кудрявцева (но не он), тихо привстал и порскнул к выходу. Осталось приструнить парочку, шипевшую сзади меня свистящим полушепотом, указав им дорогу к ближайшему кафе, вот и все организационные моменты.

На экране в том же молчании крутилось черно-белое кино.Нет, оно не немое, там присутствуют естественные шумы - прошла электричка, шум городского транспорта, герои разговаривают между собой, правда, негромко, вполголоса. Нет музыки. Нет лишних звуков, даже телевизор ни разу не работал фоном - только герои в офлайне и только то, что у них внутри.

Припоминаю, вроде бы представляли композитора или как там у них, у киношников, называется человек, создающий музыкальное сопровождение видеоряда? В общем - один саундтрек в финальных титрах был.

Постепенно режиссер втягивает зрителей в свой зимний, белесо-серый, очень холодный мир и начинаешь понимать, что не до музыки тут. Когда в душе на высокой ноте звенит боль, музыку не слышно.

Фильм "Сын" - это мужской фильм, но женщинам его посмотреть очень полезно, фильм о любви мужчин к матери, о том, что эту любовь им заменить нечем, об одиночестве, настигающем мужчину после смерти матери, это боль высокой пробы, которую не всякий готов пережить. Правда, нужно обладать высокой душевной организацией, чтобы вычленить боль потери идеальной чистой любви, а не смешать с другими маленькими "любёночками", которые тоже болят и давят своей массой, когда их много, то создают ощущение большого горя.

Собственно фильм состоит из сцен, каждую из которых хочется обсуждать, проговаривать, переживать. В черно-белой тишине намертво врезаются в память все детали - режиссер добивается своего и заставляет нас оценивать каждый увиденный предмет, пейзаж, деталь.

Ну, сам и напросился, уличили его в новенькой стильной кастрюльке, которая не то что не вписывается, а просто противоречит нематериальному быту главного героя, погруженного в свои состояния. Эту погруженность режиссер пытается оправдать отголосками наследственной шизофрении, во всяком случае, умирающая мать больна именно этой болезнью. Нормальный человек не стал бы так себя вести? Боязнь сильных чувств? Немодных в прагматичное время? Согласна, прикрылся. Хотя ситуация очень распространенная и любая девушка вам подтвердит, что любовь к матери у сыновей гораздо сильнее, чем у дочерей, что и продемонстрировано в фильме.

Когда умирает мать, он бредет по белесому снегу, он спит на заснеженной парковой скамейке, он прячет вспухшие от холода кисти рук в рукава куртки или в карманы заношенных до полной упоротости джинс, но он не может заказать для нее гроб. И на тебя накатывает то, чего раньше не знал - да, это совершенно невозможно, заказывать гроб для того, кого любишь. (Приз за лучшую мужскую роль)

Он не чувствует ни холода, ни голода, его карманы пусты, нет даже монетки на карусель. Сцена кружения на карусели пронзает острым отравленным копьем сердце и начинаешь бояться, что не выдержишь такой боли. Он просится на детскую карусель, ему нечем заплатить, хмурый мужик его неохотно пускает и включает моторчик, он сидит скрючившись на маленькой лошадке для дошкольников, на таких нас всегда катают родители и платят за нас, и беспокоятся о нас и любят нас, а сейчас он нарезает озяблые круги одиночества, поджимает ноги, и никто-никто о нем теперь не заплачет. Одиночество в чистом в рафинированном виде. Ампутировали кусок души и больно теперь, очень больно, очень.

Жестокая сцена на заснеженной скамейке в парке. Или, когда сын по-мужицки разогревает гречку в той самой стильной кастрюльке, еще более по мужицки наливает в кружку молоко с горкой и несет это своей матери, стараясь не расплескать. Эх!

Что говорить! Давно я не получая под дых, а вот приехал Гончуков и дыханье перехватило от того, что режиссер заставил пережить. (Гран-при кинофестиваля в Выборге) Стало ли легче ему самому, после того, как выплеснул все в фильме?

Нет, все таки надо как-то господину режиссеру помягчеть к себе и зрителю, может быть, стоит завести для начала красивую девушку-секретаря, чтобы она следила за питанием и расписанием? Девушки, вы очнитесь. Впрочем, может быть и очнулись: когда я трясла руку Арсения, желая ему вознестись еще выше в художественном плане, он как раз стоял на набережной Фонтанки, обрамленный полумесяцем девиц.

"Сын" - это большое кино, это работа мастера. Предыдущий Гончуковский фильм "Полет" мне понравился, но оставил некую двойственность восприятия, сформулировать которую удалось только сейчас, после просмотра высокохудожественного со всех точек зрения фильма "Сын". В "Полете" режиссер очень сильно превосходил актеров, в фильме "Сын", режиссер и актеры - в одном весе, если использовать терминологию спорта.

В общем-то, про фильм "Сын" можно исписать простыни текстами , может быть, потом еще что-то напишу. Фишка в том, что надо смотреть. Ждать проката и смотреть.

А режиссер уже приступает к съемкам нового кино. Четвертого. Безбюджетного. В смысле, без господдержки и денег минкульта. Это уже не человек, а кинофабрика какая-то.

Жестокая машина, не дающая раствориться в комфорте, воспитывать котиков, вышивать бисером и постить еду в инстаграм. Но пасаран, Арсений, так держать, они не пройдут. И чего я с ним не сфотографировалась? Скоро ведь будет не подойти. Будет ходить по оцепленной красной дорожке..

Ирина Агафонова